– Так это… ваше псдительство… я из тех слов, что этот читал, – указал я в сторону трясущегося под столом писца, зачитывавшего до этого чужие показания, – и половины не понял. Показать – оно надёжнее!
– Хорошо. Ювэн, кончай труса праздновать! Вылазь немедленно наружу, за что я тебе плачу!.. Читай! – рыкнул вельможа на стряпчего, когда тот занял своё место.
– А ты, Шэрх, говори только "да" и "нет". Если чего не понял – переспрашивай. Уяснил?
– Угу.
И понеслась. Писец читал, я поддакивал.
– И последнее, – произнёс истмагэрр, когда вопросы иссякли, – что там случилось с магэрром Ронтиром?
– Он выхватил меч, и я ткнул его… несильно.
Я тут же показал на примере шкафа, как было дело.
– Бум! Кряк! – одна из дверок хлипкой мебели разлетелась в щепы.
– Хвати-ит! – зарычал Ульвард.
Прям, как тролль. Уважаю.
– Что ещё по этому делу.
– Ещё два свидетеля, Ваше Превосходительство! – бодро отрапортовал секретарь.
– Кто они?
Будто по заказу двери зала отворились, и взору правителя Лортона предстала живописная картина… Если мне, чтоб войти в зал, пришлось пригнуться, то Ургку с Рымом, чтобы посмотреть, что творится за дверью, пришлось согнуться чуть ли не в три погибели.
– В-вот они, – заикаясь промямлил секретарь, глядя на оскаленные рожи.
– Эти-и! – взревел граф, – На хрен! Эти-и-х… Всех во двор! И этого, и этих! Всех! Мать его!
Видимо вельможа со всей очевидностью осознал, что допроса ещё двух троллей его резиденция точно не выдержит.
– Как скажете, Ваше Пдительство! – взял я оглоблей "на караул", как доблестный страж, а потом послушно потопал туда, куда нас всех только что послали.
М-мда, может, и не надо было будить в этом истманагере зверя. А впрочем… Какая, нафиг, разница. Что нас, в Сибирь что ли сослали? Ну, объявил граф свою волю: отправить троллей таких-сяких, разгромивших его торжественный зал приёмов… И чего там такого ценного, против резиденций наших скромных российских слуг народа убранство этого помещеньица и явно не тянуло… Не-е, ну, может, шкаф там был антикварный, или фикус… По мне так и хорошо, что заменили эту рухлядь, впрочем насладиться зрелищем обновлённой обстановки мне теперь вряд ли удастся. По приказу вельможи охрана меня туда теперь и на выстрел катапульты не подпустит. Если, конечно, я не собираюсь брать дворец приступом. А оно мне надо?
– Шэрх, что задумался? – окликнул меня Ювэн, я взглянул на писаря и невольно ухмыльнулся.
Спокойно смотреть на его фигуру не было никакой возможности: или давиться от хохота, или рыдать от жалости. Нет, скажите на милость, ну кто додумался напялить на это щуплое тело доспехи и шлем, которые, будь они самую малость побольше, пришлись бы и мне в пору.
Теперь бедолага являл собой живую карикатуру на нарилонского воина… Нарилон (тоже ударение на последний слог) – это как раз то королевство, в котором мы имели счастье находиться.
Нет, вообще Ювэна в его облачении нужно было видеть. Описать всё это, чтобы не затрясться посреди рассказа в порыве безудержного хохота, было невозможно. Несуразно огромная железная бочка панциря, напяленная на тщедушное тело, на голове – здоровенный жбан шлема. И из всего этого металлолома… доспехи, кстати были "не первой свежести", и писарю, несмотря на его старания, так и не удалось довести их до зеркального блеска… Так вот, из всей этой груды железа торчат тоненькие ручки и ножки. Ну как тут не расхохотаться?!
Правда, наш начальник… экспедицией руководил именно Ювэн… постарался, как мог, чтобы железки на нём не болтались: надел пару, а то и тройку, подшлемников и столько же телогреек… или как они там называются? Стегач? Фигач? А-а-а, да какая разница! Факт, что от писарчука теперь валил пар, как из парилки, в баню ходить не надо. Периодически малый снимал с головы шлем со всеми причиндалами, вытирал вспотевшее лицо, но потом опять героически нахлобучивал это орудие пыток обратно. Видимо до печёнок проникся мудростью, что солдат должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы.
И ладно б, если только Ювэн был таким несуразным. Остальные участники похода были ничем не лучше. Взять хотя бы сержанта Гарса. Нет, доспех на нём сидел, как влитой, и комплекция воина тоже была внушительной – вылитый служака. Но вот остальное… Вы читали поэму Некрасова "Мороз, Красный Нос"? Так вот, сержант с успехом мог бы послужить прототипом для её продолжения – "Мороз, Синий Нос". С той только разницей, что усы и борода этого доблестного воина были не белыми, а чёрными, как смоль. И над всей этой порослью нависал сизый баклажан внушительного шнобеля, который со всей очевидностью свидетельствовал о долгой и мучительной борьбе его обладателя со змием. Вот только… если святой Георгий из своей битвы вышел победителем, то о Гарсе подобного сказать было нельзя. Иначе чего он так косился налитыми кровью глазами на остальных стражников, периодически прикладывавшихся к своим флягам, в которых явно было не молоко с кефиром и, даже, не ключевая вода. С чего бы тогда их лица с каждым глотком наливались краснотой всё ярче и ярче, и к вечеру были – хоть прикуривай.
Правда, нужно заметить, что сам сержант не пил, видать граф или кто другой из начальства, его перед походом закодировал, или пообещал непременно сделать это по возвращении, если Гарс опять нажрётся. Только толку-то с этого? Ну сухой он, как лист, и надутый, как сыч, на дисциплину в отряде это никак не влияло. Блин! Да в армии батьки Махно было больше порядка, чем в этой банде.